ПЕТЕРБУРГ В ДИАЛЕКТИКЕ ЗАМЫСЛОВ И ДАННОСТИ
Первое и самое главное: любой город, возникший или существенно преобразившийся в контексте христианской культуры, – это образ Небесного Града, со всеми градостроительными приёмами, обеспечивающими такой его иконный характер (1). Город на Неве – не исключение. Но кроме того, мы знаем, что вокруг Петербурга сложилась своеобразная «мифология призрачности». Так вот, не дай Бог, XXI столетие, или начало четвёртого столетия города, не осуществило бы эти странные мечты об уходе его в небытие… Чтобы что-то этому противопоставить, стоит вернуться к первой позиции и на её основе вооружиться тем знанием о Петербурге, которое хоть немного поможет его защитить.
+ + +
«А зодчий не был итальянец,
Но русский в Риме. Ну так что ж?
Ты каждый раз, как иностранец,
Сквозь рощу портиков идёшь….»
О.Мандельштам.
Сначала о прошлом. Некоторое несоответствие замыслов и итогов их осуществления лишний раз показывает, что человек только предполагает… Так о Петербурге часто говорится как о западном городе, принесённом на русскую почву. Как это на самом деле, или в полной ли мере это так? Ведь не всякий замысел адекватен себе в осуществлении. Например, царь Петр сдержанно относился к юродивым, но кто стал первым по времени жизни и времени канонизации из петербургских святых, как ни святая Блаженная Ксения; при несколько утилитарном отношении основателя города к монашеству он сам стал и основателем монастыря – Александро-Невской Лавры; наконец, император стремился построить западный город, но получилось не совсем так…
В допетровских русских городах кремль всегда в центре, в то время, как в западноевропейских городах крепость или замок на периферии его ядра (2). В Петербурге крепость с собором в самой середине. При плотности фасадной застройки (что, конечно, не отечественного происхождения) город остаётся достаточно просторным, по своим масштабным характеристикам и по разреженности пространства уподобляясь византийскому и русскому образцам (3). Радиально-концентрическая структура уличной сети на Петроградской и Адмиралтейской сторонах с ориентацией улиц на шпили Петропавловского собора и Адмиралтейства – это тоже дань древнерусской традиции (ведь три луча Невского и Вознесенского проспектов и Гороховой улицы в действительности дополняются ещё двумя – Миллионной и Галерной улицами, что делает схему магистралей пятилучевой). Такие приёмы применялись для того, чтобы выявить в городе его визуальный каркас – систему взаимодействия храмовых доминант. Первоначальная планировочная структура Петроградской стороны, с её посадом и слободами, также соответствует допетровской градостроительной традиции.
Следует указать и на осмысленное размещение в городской среде храмов с их посвящением (так было и в XVIII, и в XIX вв., и в начале ХХ (4)). Они всегда в императорском Петербурге оставались доминантами, ибо впоследствии именно им было дозволено возноситься существенно выше карниза Зимнего дворца. В таком «светском» городе, как Петербург, над кровлями жилых и общественных зданий высились церковные главы, показывая взаимопроникновение церковного и светского начал, или их в каждом случае разное пропорциональное соотношение: храмы, монастыри и кладбища, монастырские и архиерейские подворья, церкви при учреждениях и больницах и, наконец, во дворцах и домах.
Предложенный Ж.-Б.Леблоном генеральный план «идеального города» так и остался на бумаге. И в дальнейшем над архитектурой Петербурга трудились не одни лишь западные зодчие, как иногда кажется. Если собрать все выдающиеся имена архитекторов петербургского периода, то их число разделится примерно пополам на иностранцев и русских. Нельзя забывать и о таких зодчих XVIII столетия, как Еропкин, Квасов и Старов, которые руководили градостроительным развитием Петербурга в течение первого столетия его исторического бытия (5).
Как известно, сначала центр города занимал прибрежную часть Петроградской стороны, потом переехал на Васильевский остров, а затем на Адмиралтейскую сторону. Это движение не осталось лишь в истории, каждый из центров разных эпох внёс свой вклад в оформление главной водной площади города, которая только в начале XIX века получила завершение в ансамбле Стрелки Васильевского острова. Такое решение в мировой практике уникально: центром города становится не здание, не улица, не площадь, а акватория наиболее широкой части Невы. Даже в чём-то похожем Стокгольме, стоящем на стыке озера и залива, всё не совсем так. Вообще, приоритет пространства над отдельными формами – это особенность христианской архитектуры, имевшая место с начала её бытия. Только в раннее время этот принцип касался интерьера (6), а позднее и городской среды, причём в восточно-христианской традиции он осуществлён более последовательно. В просторности Петербурга, с его водами, площадями и садами, гораздо легче усмотреть наследие Новгорода и Пскова (а до них Константинополя и Киева), чем даже самых замечательных западноевропейских городов, где приращение от объёма к объёму являлось всё-таки более значимым фактором роста городов, чем осмысление их пространственного ритма. Отсюда понятны вопросы некоторых наших гостей: «Почему от моста до моста так далеко?» или «Почему от крепости до домов такое значительное расстояние?»…
Теперь переместимся «на сушу». Во многих церквах XVIII столетия, при новой стилистике, продолжали использоваться формы, типологически восходящие к древнерусскому зодчеству. Это «восьмерик на четверике», «храм кораблём», некоторые элементы «нарышкинского стиля», а со времени правления императрицы Елизаветы Петровны это также возрождение традиционного пятиглавия. Заметим ещё, что русское барокко Растрелли или Чевакинского несёт мягкий «садово-парковый характер» и не имеет идейной общности с западноевропейским барокко как стилем контрреформации, с его рваными формами и иррационально построенными пространствами. Российское же пятиглавие продолжит своё бытие и по завершении эпохи барокко – в классицизме и в многообразных стилистических решениях в рамках национального направления русской архитектуры XIX-XX вв. В русле последнего были не только пятиглавые решения в храмовом строительстве, но и множество других типологических вариантов.
Казанский собор, ставший de facto кафедральным храмом ещё в XIX веке (а de jure лишь в конце ХХ столетия), был задуман императором Павлом как некая архитектурная ассоциация с храмом святого Петра в Риме, но не получил в трёх проектах, представленных на конкурсе, сколько-нибудь интересного решения. А ведь авторами их были выдающиеся зодчие: Томон, Камерон и Гонзага. Русскому же архитектору Воронихину удалось не только создать интересное решение, но и применить приём в чём-то противоположный градостроительному приёму, характерному для собора святого Петра, при достаточной близости плана здания и похожем применении колоннад: колоннады Бернини вычленяют площадь перед римским храмом из плотной и в прошлом хаотичной застройки, а воронихинская колоннада, наоборот, раскрывает пространство собора к пространству города.
Перейдём снова к воде. И вот, видимо, самый большой парадокс: город, основанный как приморский, фактически долгое время оставался «приречным». К Финскому заливу до второй половины ХХ века открывалась только периферия города. Поворот в развитии города к морю произошёл в самое неожиданное время – в период блокады Ленинграда. До войны генеральный план предполагал развитие города к югу, и было немало сделано в этом направлении. Однако главный архитектор города Н.В.Баранов, организовавший во время войны и грандиозные маскировочные работы, и ещё более масштабные восстановительные, понял необходимость развития центра города вдоль его главной магистрали, Невы, к Финскому заливу (7). Идея «Морского фасада» осуществлялась планомерно в течении почти полувека, причём структура западной части Васильевского острова была построена на основе классических принципов петербургского градостроительства. Это огромная работа была уже близка к завершению, но помешали совершенно новые экономические и нравственные вызовы, свойственные нынешнему рубежу тысячелетий…
За три столетия сложился молодой город, но отражающий в себе всю предшествующую историю; российская столица, но открытая к миру; город, включённый в контекст европейской архитектурно-художественной стилистики, но продолжающий и старые русские градостроительные традиции, которые, как и в любом христианском городе, прежде всего, выявляют систему взаиморасположения храмов, делая город храмом под открытым небом. Петербург как императорский город продолжает линию Рим-Константинополь-Москва или Иерусалим-Константинополь, затем Киев-Владимир и Москва. И тут, при всей своей имперской светскости, он остаётся городом-храмом. В итоге сложился город-ансамбль (а не просто сумма нескольких ансамблей и интересных комплексов зданий). В этом ряду он тоже один из немногих в мире: Париж и Вена, может быть Флоренция и Венеция, но уже не Рим, ибо последний претерпел слишком много деформаций. Париж, правда, уступает по отношению к воде. Вена удивляет ещё больше, ибо почти игнорирует свой скорее зеленоватый, чем голубой, Дунай. Поэтому можно, вопреки принятому перечню, вспомнить ещё Стокгольм и Прагу (по отношению к воде, но не к ансамблям). При этом, если искать безоговорочно город, с которым можно по принципу города-ансамбля сравнивать Петербург, то остается только Париж. Пока ещё остаётся, поскольку пока ещё есть такой Петербург, который можно сопоставлять с Парижем…
Как мы видим, из названных городов только Петербург принадлежит всем трём группам городов сразу – городам имперским, городам-ансамблям и городам, особо расположившимся на воде. Уникален наш город и ещё в одном отношении. Можно легко почувствовать общность ландшафтов тех приречных городов, которые расположились на землях, что дал Господь славянским народам – очень похожие переживания возникают над Волховом в Старой Ладоге, над Днепром в Киеве, над Влтавой в Праге, над Днестром в Галиче, над Окой и Волгой в Нижнем Новгороде, над Дунаем и Савой в Белграде. Совсем другие пейзажи в Западной Европе, иные на Кавказе, совсем не похожие на них на Ближнем Востоке… Но устье Невы, ассоциирующееся и с другими великими реками, и одновременно с европейским приморскими ландшафтами, всё равно, остаётся совершенно исключительным пространством…
+ + +
«А что было у нас на земле,
Чем вознёсся орёл наш двуглавый,
В тёмных лаврах гигант на скале, –
Завтра станет ребячьей забавой...»
И.Анненский.
Теперь о настоящем. Нынешнее состояние города таково, что вышеупомянутые сравнения оказываются технически затруднительными. Тут уже несоответствие декларируемого отношения к городу и печальной действительности определяется «человеческими факторами».
Как видно, Петербург – не застывший организм, и его стройный и равновесный вид до последнего времени не противоречил динамике его становления и развития. Однако в таком городе, почти городе-музее, актуальным бывает вопрос о соотношении динамики и статики – развития или охраны. Конечно, в нормальном обществе при достаточно компетентных профессионалах-градостроителях и просвещённых администраторах это соотношение в разных пропорциях сосуществует, и город живёт. Но бывают времена со слишком сильно меняющимися общественными ориентирами, и личная добросовестность отдельных специалистов разных сфер не может справиться с ситуацией, когда градостроительную политику определяет не воля государя, не талант и сила убеждения главного архитектора, а… мощные инвесторы и слабые чиновники. При таком положении более музейный статус города мог бы его хотя бы в некоторой мере уберечь.
Что же происходит сегодня? Архитектура всегда отражает характер эпохи, нынешняя – не исключение… Город, который 300 лет созидался, даже в советское время оставался некоей культурной святыней, притом, что были разрушены многие храмы, но не было попущено превышение того их критического числа, при котором городская среда становится аморфной. Но теперь он стал объектом извлечения сиюминутных материальных благ. И вот какие последствия можно наблюдать.
Произошло полное разрушение той идеи «Морского фасада», что существовала в контексте генерального плана, по которому город развивался во второй половине ХХ века. Инвесторы приобрели морское дно для того, чтобы, осуществив намыв земли и оттеснив прежний фасад вглубь территории Васильевского острова, построить на берегу залива высотные здания (намыв идёт, а какой будет облик этих зданий, до конца не ясно). Предполагаемый интернациональный характер этой новой, лишённой петербургских корней архитектуры – это беда «Морского фасада», а предполагаемая высота зданий на кромке берега – беда всего города, ибо почти неприкосновенная доселе панорама Стрелки Васильевского острова может приобрести в качестве фона зубья этой новой «архитектуры»…
Внутри центрального пространства города, сложившегося у невских берегов, тоже возникли нововведения. Это конгломерат немасштабно крупных бесформенных зданий за гостиницей «С.-Петербург» с довольно занятными названиями – «Аврора» и «Монблан». Это также новые нелепые высотные ориентиры на Петроградской стороне и на Васильевском острове (последний – новая «Биржа» и дом-«Финансист», всё весьма символично). Это аморфные здания на левом берегу выше Литейного моста и сознательные разрушения части сложившейся застройки здесь же на обоих берегах…
Идея строительства 400-метровой башни компании «Газпром» в устье Охты, на месте древнерусских и шведских крепостей и поселений, на месте бывших здесь храмов и кладбищ, напротив Смольного, стала уже притчей во языцех. Во время обсуждения данной темы на Градостроительном совете все его участники, кроме двух, выразились примерно так: если этот проект, то на другом месте, а если это место, то совершенно другой проект. К сожалению, информация была затем искажена так, что получилось, будто члены совета всё преспокойно приняли…
Весьма опасным делом стало уничтожение так называемой фоновой застройки. Разрушено уже более сотни домов. При этом людей расселяют на окраины и в пригороды, а на освободившемся месте возникают «вставки», чаще всего весьма неудачные. Поражает неуважительное отношение к труду предшественников, не только в глобально-градостроительном масштабе, но и в конкретных зданиях. Как дореволюционные, так и советские здания, при необходимости снимаются с охраны и уходят в небытие. Среди построек советского времени разрушены некоторые значимые сооружения и здания-памятники архитектуры: Кировский стадион, школа на Арсенальной набережной (часть ансамбля площади у Финляндского вокзала); искажены или находятся под угрозой: гостиницы «Прибалтийская» и «Москва» и даже аэропорт «Пулково»…
К сожалению, не всегда можно наблюдать функциональное соответствие в использовании памятников архитектуры, особенно архитектуры церковной. Несколько очень значимых для города храмов не переданы Церкви (8), не говоря уже о многочисленных исчезающих церковных зданиях – в Петербурге ведь было около пятидесяти монастырских и архиерейских подворий (9), большая их часть не возвращена, а ведь эти интереснейшие комплексы могли бы и Церкви, и городу принеси неоценимую пользу как в просветительских, так и в разных социальных начинаниях…
Поражает своеобразный городской «дизайн». Где нельзя что-то уничтожить физически, происходит моральное разрушение. Подсвеченный изнутри Петропавловский собор теряет свою таинственность и становится будто негативным изображением. Ядовитые цвета совершенно неграмотно решённой подсветки «украшают» мосты, здания и даже ставшие изумрудными или фиолетовыми деревья – и всё это не только в праздники. Что же касается праздников, то они порождают ещё один вид атаки на город – в виде музыки в низкочастотном регистре, звучащей с Дворцовой площади, «ухающей» со Стрелки, превращённой в подобие сельской дискотеки, доносящейся из Петропавловской крепости и отражающейся от мембраны водной поверхности, заставляющей вибрировать Петропавловский собор, усыпальницу императоров, созидавших этот дивный город. Здесь нет ни малейшего преувеличения. А в будни, отдыхая от праздничных звуков, можно слушать кружащий над центром города коммерческий вертолёт, не только нарушающий санитарные нормы, но и особо непонятный в период борьбы с терроризмом…
К сожалению, забыты весьма значительные градостроительные достижения ХХ века, и практические, и теоретические (10). От районных планировок, охватывавших целые регионы, к генеральным планам городов, к проектам детальной планировки, к конкретным объёмным решениям – весь этот путь, прорабатываемый прекрасными специалистами, находился под пристальным вниманием главных архитекторов городов и других административных лиц, но в советское время был, увы, сильно засекречен (11). Сейчас о нём многие просто не знают. Не знают сейчас и то, что такая составляющая города, как транспорт, сильно влияющая и на эстетическое восприятие города, и на его жизнедеятельность, и на экологическую обстановку, это тоже та сфера, которая должна управляться не несколькими разобщёнными службами, а инженерами, работающими под началом главного архитектора в соответствующем градостроительном органе…
Основная часть строящихся сегодня зданий (за редчайшими исключениями) вызывает удивление на только своей градостроительной агрессивностью, но ещё и вкусовой и стилистической беспомощностью. «Стиль» большинства из них можно было бы назвать «стеклянным псевдо-конструктивизмом» с элементами, а иногда это и целые дома, «псевдо-модерна» и «псевдо-неоклассицизма». Назвать их хотя бы «вторым конструктивизмом», «вторым модерном», «вторым неоклассицизмом» и даже «второй эклектикой» не получается в силу их весьма невысокого архитектурного уровня. Такие наименование со словом «второй» можно было бы адресовать очень редким постройкам, в частности, из области новой храмовой архитектуры, хотя и здесь, к сожалению, пока можно говорить только о единичных успешных примерах на фоне многочисленных не всегда удачных стилизаторских проб.
Удивляет то, что названные факты остаются неосознаваемыми не только рядовым гражданами, но и многими профессионалами. Так студенты-архитекторы в большинстве своём не видят происходящего. Может быть, они не знают, с чем это происходящее сравнивать. Мы их, кажется, учим. Но, возможно, пример некоторых профессионалов старшего поколения учит их другому…
Всё равно, даже израненный город нас и утешает, и воспитывает, хотя одновременно и взывает к нам о помощи…
+ + +
«Не зовут тебя призраком, город,
Девятнадцатый век позади.
Твои камни нам дали опору,
посмотрев сквозь России просторы,
От миражей себя оградить…»
Игумен Александр.
И о возможном будущем. Конечно, в нынешних условиях, при отсутствии реальной возможности осуществления профессиональной организации градостроительного процесса в Петербурге, остаётся только одно: принятие на федеральном уровне закона о статусе С.-Петербурга, и особенно его центра как города-музея, с крайне жёстким режимом охраны. То есть весь центр в гораздо более широких границах, чем сегодня (по крайней мере, от Обводного канала до Чёрной речки и от Морской набережной до Охты) должен быть собственно охранной зоной, а все остальные территории города и предместий – зоной регулирования застройки с сильно ограниченной этажностью. Если когда-нибудь настанут более просвещённые времена, жёсткость может быть немного откорректирована.
Хотелось бы, чтобы в диалоге «город-призрак и город-камень» победа была за вторым. Представления о призрачности Петербурга, казалось бы, позади. Уже давно, многие петербуржцы успели приобщиться к духовному опыту отечественной тысячелетней истории, твёрдо опираясь на невский гранит, как на апостольский Камень – Петра (+), указующий и являющий нам основной Краеугольный Камень – Христа (++), созидающего Свою Церковь, видимую нами в храмах и христианских городах, в том числе, в городах русских.
Не будем также забывать о связи этического и эстетического. Не случайно любовь к духовной красоте по-славянски называется «добротолюбие». Торжество же духовного варварства неизбежно будет превращать всё, в том числе и город, в разрушающийся призрак. Противопоставить этому можно лишь подлинно христианскую ответственность, утраченную типичным постсоветским человеком (как итог советского опыта, где ответственность поддерживалась, но большей частью – внешне).
Что же касается зарубежного опыта, вспомним о Первом Риме. Потеряв в позднеантичное время былое величие, уменьшив свою территорию (12), Рим на несколько столетий всё-таки сохранил положение опоры Православия в Древней Церкви, чему не помешало даже его политическое падение. А вот если бы не произошло другой деформации, вероучительной, положение оплота веры, видимо, сохранилось бы за Римом для христианского мира в целом.
Не стоит ли извлечь из всего этого такой урок: не языческое величие, но опыт христианского города (не город-призрак, но город-камень) имеет реальное продолжение в истории и являет надежду на Горний Иерусалим.
ПРИМЕЧАНИЯ
+Евангелие от Матфея: 16,18.
++Евангелие от Матфея: 21,42; I послание к Коринфянам: 10,4
1. Александр (Фёдоров), игумен. Образно-символическая система композиции древнерусского города. С.-Пб., 1999.
2. Тверской Л.М. Очерки по русскому градостроительству XVII-XVII вв. – Научно-библиографический архив РАХ. Архив Л.М.Тверского. Р-24. Машинопись 1950 г.
3. Алфёрова Г.В. Русские города XVI-XVII веков. М., 1989.
4. Флайер М. Церковь Спаса на Крови. Замысел - Воплощение - Осмысление. // Иерусалим в Русской культуре. Составители и редакторы А.Л.Баталов и А.М.Лидов. М.,1994.
5. Грабарь И.Э. Петербургская архитектура в XVIII и XIX веках. С.-Пб., 1995.
6. Комеч А.И. Символика архитектурных форм в раннем христианстве. // Искусство Западной Европы и Византии. М., 1978.
7. Баранов Н.В.Главный архитектор города. М.,1973.
8. Александр (Фёдоров), иеромонах. К вопросу передачи Церкви архитектурно-художественных памятников. // Сборник материалов. С-Пб. С.-Петербургский фонд культуры. Программа «Храм». Выпуск 4. 1994 г.
9. Семёнова И.С. Монастырские и архиерейские подворья Санкт-Петербурга XVIII- начала ХХ веков. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата архитектуры. С.-Пб., 2000.
10. Баранов Н.Н.Силуэт города. Л., 1980.
11. Васюченко В.А., Регамэ С.К. Проект методических указаний об использовании памятников истории и культуры как градоформирующих факторов при разработке генеральных планов и проектов детальной планировки городов. М. Центральный научно-исследовательский институт проектирования и градостроительства(ЦНИИПГрад). Машинопись (для служебного пользования).1984.
12. Krautheimer R. Three Christian Capitals: Topography and Politics. Berkeley and los Angeles, California,”University California Press” 1983.
Игумен Александр (Федоров),
настоятель церкви св. Екатерины
в Академии художеств
Материалы конференции "Санкт-Петербург как эстетический феномен: теоретические и практические аспекты". СПбГУ, 21.11.2008. Опубликовано в сборнике: Санкт-Петербург как эстетический феномен. СПб: Санкт-Петербургское философское общество, 2009.