Архимандрит Александр
ПУТЬ К СВЕТУ ПУНКТИРОМ,
ИЛИ ИСТОРИЯ ОБРАЩЕНИЯ
избранные стихотворения
разных лет
Посвящается моей матери
Марине Александровне Фёдоровой
_______
ВЕЧЕРНЯЯ ПРОБА ПЕРА
(из раннего рукописного сборника)
Воспоминание о зиме
Лентой тянется дорога, Обрамлённая соснами, Снег лежит, как сахар белый На земле, как покрывало. И мороз; как лапы, ветки Пригибаются к подножью Под мохнатой шапкой снега, Замерли в покое вечном. Солнце ласково сияет, Но не греет; под лучами Снег блистает, серебрится И искрится, как алмазы. В снежно-солнечном сиянье Хочется глаза сощурить; Лапы ели столь чудесны, Тяжелы, белы, мохнаты. Вся лыжня блестит на солнце, По лыжне идёшь не быстро, Чтобы видеть всю природу, Красоту всей сказки зимней. Чудеса кругом творятся: Как в волшебном царстве ёлки, В вышине вершины сосен, Их стволы оледенели. Солнце клонится к закату, Небо заревом пылает, Дремлют сосны-великаны. Тихо всюду и прекрасно.
Начало 1975 г., Зеленогорск
+ + +
Листы бумаги, Время и чернила - всё прахом вдруг пошло и сила, Которую потратил, но со страхом Всё выбросил, как вражеские стяги.
Весна 1975 г.
+ + +
Хоть мая дни последние настали, Вдруг солнце отступило, и мороз Вернулся, выпал снег, чуть не опали Листы зелёные с дубов, берёз. С утра покрыты белым слоем крыши, Земля оледенела и трава, в ладони, чтоб согреться, люди дышат, И не замёрзла лишь могучая Нева. Но снег растаял, солнце осветило Похолодевший воздух, землю и людей. И в этот день оно особенно мне мило, Хоть, к сожаленью, не становится теплей.
Май 1975 г.
+ + +
Античному сюжету Предался я опять Историю вот эту Хочу вам рассказать. В Афинах был обычай – Собранье афинян, Где не было различий, И даже для крестьян. Разбитой все посуды Тащили черепки На Агору отвсюду, На них две-три строки. Там имя человека Написано одно (Так было в век из века), Изгнать хотят кого. Кто избалован властью, Ей злоупотреблял, Тот будет изгнан с частью Имуществ (без похвал). Названье остракизма Обычай сей несёт, Он против эгоизма «Ответственных» забот… По улицам в Афинах Бродил Алкивиад; Он уважаем, в чинах И жизни очень рад. «Алкивиад великий!» – Трубят на всех углах; Хоть и покинут Никой, У всех он на устах. «Он наш незаменимый, Уйдёт, мы пропадём!» – Хоть демократ от мнимый, Но все твердят о нём. Идёт ему навстречу Неграмотный бедняк, Накинут плащ на плечи, Одет он был как всяк. Сандалии обвиты Вокруг усталых ног, Весь в дырах, просто сито. Кувшина черепок И стиль вдруг подавая, Он: «Напиши, – сказал, – “Алкивиад”», не зная, Кто перед ним стоял. И был вопрос обычный: «Что сделал тебе он, Что стал небезразличный И будет отомщён?» Ответил молчаливый: «Нет, надоело, что Всё время “Справедливый” Я слышу про него…»
Весна-лето 1975 г.
+ + +
Стучат часы, минуты, Вот отстучали дни, Пройдёт и это лето. Текут рекой они. Каков у дней вес netto, Его ты сохрани! Каков у дней вес brutto?
Лето 1975 г.
+ + +
Лето в облачении: сияет ярко солнце раскалившееся, Люди веселеют и Нева в злато-лучах засеребрившаяся. Солнце в этот день уже стоящее над тропиком и тающее, Или раскалённый только шар, иль только блин напоминающее, Верили, что Ра плывёт в ладье своей в пространство закругляемое, Гелиос. То зрелище обычное и не запоминаемое. Солнце заходящее мерцает и не видно, а покинутая Тихая природа в белой ночи, светит солнце опрокинутое.
Лето 1975 г.
+ + +
Невские воды могучие, Ветром гонимые вспять, С серостью мрачной под тучами На берег вышли опять. Очень люблю наводнения, Но мне понять не дано Ужас такого явления - Грозно, красиво оно. Что-то в нём есть благородное: Мчится волна, как гора, Рушатся с силой свободные Западные все ветра.
Осень 1975 г.
+ + +
The happiness - it is the word And nothing more, I want to say. So often, daily it is heard... To Holy City it’s the way, Here ever we find every thought, And other life is idle and gray.
Декабрь 1975 г.
Из сонетов 1975 года
+ + +
Покой и отдых, счастье наших дней, И то достойны будут подражанья... Чудесные заветные мечтанья - Хотел бы исполненья их скорей. Судьба, ещё надежды мне подлей В рог изобилия, но чтоб желанья Не были бы пусты и чтоб страданья Не наполняли тяжестью своей. Средь многих те мечты, которым ходу, Ввиду неисполнимости, не дал, Теперь толпой выходят на свободу, Им тесно, ум, наверное, так мал... Но полно, что их оглашать народу, Который свой имеет идеал.
+ + +
О город над великою Невой, Ты не похож на города России, Холоден, воды, будто грозовые, И небосвод затянут пеленой. Гордится русская душа тобой, И ей тепло присутствовать в стихии, Где волны, берега для нас родные. О город, будь же ты всегда такой. Союз воды и стройных берегов; Невы порой чудесны наводненья, Осенних порождение ветров. Все славой рождены здесь поколенья. Как не назвали б, ты всегда таков - России с Западом соединенье.
+ + +
Наступила зима.
Осень долго тянулась, наскучив,
Изжилась уж сама.
Больше нет голых чёрненьких сучьев,
Шапки снега лежат
На деревьях, и снова светило
Этот зимний наряд
Золотистым лучом озарило.
Больше нет и дождя;
Облака, что на небе висели,
Белым снегом пройдя,
Небо вскрыли, деревья согрели.
Декабрь 1975 г.
ОПЫТЫ В СУМЕРКАХ
(переводы из западных поэтов)
Из Гёте
Находка
Я шёл бесцельно, Забрёл в лесок И вдруг увидел В тени цветок. Как звёзды дивно Он весь сиял! Я лишь заметил - Чуть не сорвал. Но нежно молвил Он мне: “Постой! Не жалко жизни Моей младой?!” Я вырыл с корнем, Домой отнёс, Исполнен счастья, Чтоб здесь он рос. С тех пор пред домом Моим растёт, Он стал ветвиться, Весь год цветёт.
Перевод 1975 г.
Штиль
Море всё в оцепененье, Тишина в воде царит; В беспокойстве и томленье Вкруг себя рыбак глядит. Ни движенья на просторе. Тишина. Страшна она! В бесконечной дали моря Не колышется волна.
Перевод 1975 г.
Дикая роза
Мальчик розу увидал - На лугу стояла. Столь прекрасна и свежа! Мальчик ближе подбежал: Радостью сияла. Роза, роза красная На лугу стояла. Он сказал: “Сорву тебя.” Тихо отвечала Роза: “Уколю тебя, Будешь помнить ты меня! Хочешь, чтоб страдала?!” Роза, роза красная На лугу стояла. Розу оборвал злодей, Роза увядала. Уколола, слёзы ей Не помогут. Средь полей Тихо умирала. Роза, роза красная На лугу стояла.
Перевод 1975 г.
Из Майской песни
Как ясно светит Мне весь простор, И луг на солнце - Златой ковёр! Цветы и листья Из всех ветвей, Многоголосье Природы всей! Блаженство, радость В груди у всех! Настало время Забав, утех...
Перевод 1975 г.
Ночная песня странника
На вершинах горных Покой, В кронах просторных Чует твой Слух только дрожь, Лесные молчат птички в ночи. Жди, скоро очень Ты отдохнёшь.
Перевод 1975 г.
Из Гейне
Лорелей
Что всё это значит, не знаю, Печаль овладела душой, Преданье одно вспоминаю, И мой пропадает покой. Свежо и прохладно, темнеет, И Рейна поток в тишине, Вершина горы багровеет В закатном луче в вышине. Прекрасная дева младая На скалах высоких сидит, И волосы, златом сверкая, Спадают на тёмный гранит. Проводит по ним гребнем дивным, Поёт над рекою в тоске, И пеньем зовёт переливным Плывущего к ней в челноке. А чёлн уж в потоке крутящем, Не смотрит на это гребец, Следит лишь за песней манящей, Не ведая близкий конец. Сомкнутся, я думаю, волны; Потонет, несущийся к ней Челнок, захлебнувшийся, полный, Погубит его Лорелей.
Перевод 1975 г.
Из Шелли
+ + +
Прочь, прочь от люда, городов, В долы, диких тень лесов, В тишину, покой глуши, где свобода для души; Чтоб звуки ото всех вдали В сознаньях отклик не нашли. Дух с природой наконец, И гармония сердец.
Перевод 1975 г.
Из Лонгфелло
Ручей и волна
Скользил ручеёк под гору, В тон барда древним струнам, В беге серебряных ножек По золотым пескам. Далеко в океане могучем. Бурля, катилась волна, То с пеньем протяжным вдоль пляжа, К ущелью - от воя страшна. И нашёл ручеёк тот гребень, Несмотря на далёкий путь, И наполнил свежестью сладкой Кипящую горькую грудь.
Перевод 1978 г.
НОЧНЫЕ ПОИСКИ
(из упражнений 1976-77 гг.)
+ + +
Целуя камни у прибрежия Под серой Петропавловской стеной, Нева, могучая и свежая, Одну волну пускает за другой. Чуть ветерок, вся гладь колышется, Нависло молча небо над водой, Но нечто проходящий слышит сам, А волны серебрятся под ногой. И набережной будто тает лик В прозрачном отраженье под собой; Поочерёдно, словно маятник, Река волну пускает за волной. Слизать, схватить стремится каждая Разбросанный гранита острый строй; Сто языков, одна хватает дважды, а Другая поглощается иной. И отступают воды гладкие, На камни чтобы рваться в новый бой. Чтоб время сделало их шаткими, Природа гонит волны чередой.
1976 г.
+ + +
Вечер новогодний; Через три часа Кончит год сегодня. Чудо-небеса. Снег штрихует небо Вдоль и поперёк, Он рисунка мне бы Дал один урок. Сбился вдруг с дороги Вертикальный штрих, Не найдя дороги, Он совсем утих. Но гонимы ветром Над Невою вдоль Мчатся километры Сахар или соль? То или другое Выпадает мне? Ветер, но в покое В правой стороне Льда пространство, берег - Декораций строй Набережной белой, Доброй, но немой... Новый год священный - Раньше думал я, И процесс мгновенный Изменял меня. Но иначе ныне На него взглянул. Нет, душа не стынет, Только вдруг одну Внешность и обрядность Вижу я сейчас И завес парадность Скинул в этот раз.
31 декабря - 1 января 1976-77 гг.
+ + +
It is nice, when there is nobody In the winter in this forest, With the snow high trees are wonderful. I move looking at the heaven, Which is shining blow and reddish, And a bough’s like foot of tiger, Sparks of snow and of the Sun.
Январь 1977 г.
+ + +
Всё в клубок свилось И полнит Одиночеством полёта, Самомнением Пустыни. Где та трость, Чтоб не на волны, Отрочеству Без заботы Внемля, Опереться ныне?
Февраль 1977 г.
+ + +
Бессилен не прощать И немощен обдумать. И тем ведом опять и в радость и в угрюмость. И пустота стихов, Как бездна, круче, шире. Есть мысль, но вывод слов В каким-то прочем мире. Всю правду говоря, Не истину представишь; И выраженье зря В строфах и лишь устами. Как будто плод не зрел, Хоть в завязи всё точно: Ковчег присел на мель!.. Но то предвестья сточка!!!
4-5 апреля 1977 г.
ПРОБУЖДЕНИЕ
(из сочинений 1977-79 гг.)
+ + +
Над дельты реки берегами Туман застоялся в мираж, Но верит любой: это камень И устья священнейший страж. Туман на сознанья не давит, Но там под мостами поток, Антоним стремительной лаве, Скользит, как во сне, из-под ног. И шпиль золотой пред закатом, Сквозь дымку в обычные дни, Нахлынет родным ароматом Нам в души, где льды и огни, Где тихое воображенье Влечёт за собой полутьму: Ведь там за тенями - рожденье И новая жизнь - одному. Но город ли в этом повинен? В нём мы созидаем себе Круг образов, красок и линий И тайный в их царство побег.
Лето 1977 г.
+ + +
Постоянно одинок, Но уже мне мало фразы “Друг - исписанный листок”, Утешаюсь: всё не сразу. Верю, разум выше чувства, Но его не знаю смысла. Суть - не знанье, что всё пусто, Не способность ведать числа, Помнить разные константы Суеты веществ вещей Иль уметь быть симулянтом, Чтоб бежать от зла людей, Возвращаться, видеть ложь, Убегать, назад стремиться. Но в себе не проживёшь, Глупо помышлять быть птицей. Назначенье - смысл искать, Вопреки иным желаньям, Многословье сокрушать - К Слову-Истине молчаньем.
24 декабря 1977 г.
+ + +
Весна захлестнёт и холодных - Не в силах себя обмануть: Не знав измерений годных, Вещей будто чувствовал суть. Хотя не мог бы словами И отблеск её воплотить. Но всё-таки в ней мы сами Стремимся и помнить, и жить.
Весна 1978 г.
Моя школа
Пережитое здесь недосказано Пошатнувшимися “абсолютами”, Выраженье - фальшивыми фразами, Упрощёнными или раздутыми. В жизни в меру, почти без старания То легко, а потом и с усильями, Адаптируешь крохи от знания, Что, развив, загордился бы крыльями. Зазеркалия мир перевёрнутый, Не родной ты, хотя и знакомый нам, Всяк свободен, на дыбу не вздёрнутый, Пребывая на время закованным.
Май-июнь 1978 г.
+ + +
Не могу я вести дневник: Испишу листок и сожгу, Ибо я изливать не привык Свою душу не только врагу... Для себя я дневник веду - Не дай Бог, прочтёт кто-нибудь, А имеешь других в виду - В отраженье своё не взглянуть. “Упражняешь сознанье своё - Каменеет оно на листах, И иных вкруг тебя соберёт, Когда тело рассыплется в прах.” Неприемлемо, как ни гляди, Измеренье души шагами. Что ты выразишь, если в груди Кисловато-щемящее пламя?
Июль-август 1978 г.
+ + +
Печаль... Но нечто впереди всегда. Надеяться и верить неустанно, О послезавтра помнить постоянно - И незаметна всякая беда. Пройдут позеленевшие года, Но вдруг всплывает день и час... Как странно: К тебе ворвётся прошлое нежданно - Всё тот же сон, на сердце, как тогда. Миг иллюзорен, будущего нет, Нам прошлое назвать бы настоящим, Оно - душа и для живущих свет. Нелепо только ждать: мы путь обрящем, Который в жизни нам оставит след, Но надо дань платить и дням летящим.
21-22 августа 1978 г.
+ + +
Мир духовный под властью плоти - Отраженье в Стикса волнах: Существа не способны земные Ни себя, ни друг друга узнать. Но воспримешь в иные минуты Гармоничный сердцу аккорд. Резонанс - а душа на время Собирается из кусков. И я верю, я очень верю (Что прибавит и силы жить): Где-нибудь за пределом пространства Можно давних друзей о б р е с т и.
5 октября 1978 г.
+ + +
Перед сводом холодным и звонким Золотисто-прозрачные клёны: Перерезаны веткам тонко Акварельные нежные кроны. Глубиною стволы их молчали И творили великую милость - Обладателя едкой печали Провожать им опять приходилось.
9 октября 1978 г.
+ + +
“...И неживого небосвода Всегда смеющийся хрусталь.” О. Мандельштам. Янтарное сменилось буйство Хрустальной осенью и сном: И бездна гулкой синевы, И хрупкий воздух, лёгкий, свежий, И кристаллический покой... И упоенье недвиженьем Стеклянного простора сна.
9-29 октября 1978 г.
+ + +
Через мутную времени ленту Аромат, ощутимый едва, От любого остался момента, Неподвластного шатким словам. И когда ты случайно потом Встретишь схожие цвет или ноту, В твою душу врывается что-то... И пускай мы уже не вернём Подарившее счастье мгновенье, Но живущий опять и опять Погрузится в обман сновиденья, Чтобы в этом и существовать, Заплетая ковёр неземной, Вплоть до новых узлов его нитей, До иного - до встреч и открытий Сквозь рассудочный времени строй.
15 января 1979г.
Отцу
В теченье трёх почти веков Нева свои проносит воды Сквозь камень города под своды Разнообразнейших мостов. Хоть Петербург был ходом к морю – Лишь освящал брега Невы, Не закрепённым был, увы, В залива пасмурном просторе. Возможно, это и просчёт; Но может, гением Петра Предвиделся тот дальний год, Когда коснётся моря град. И в мыслях у него был некто – Эпохи новой архитектор, Осуществляющий задачу Наш город повернуть иначе – Лицом к туманному заливу. И предсказанье справедливо. А если так не думал Пётр, Брегам устраивая смотр, В том не великая досада: Теперь здесь не унылый вид, Ведь композиции фасада Морского центр уже стоит. Пусть все сомнения умрут. Возникнет силуэт прекрасный. А значит, свой нелёгкий труд Затратил зодчий не напрасно.
24 февраля 1979 г.
+ + +
Пламенела только полоска, Купол палевый потухал, Полнозвучное стало плоско, Но шпиль опалённый не спал. Полумглой пилоны политы, Площади пленены, Плавится плоть от её пелены, В пепельном пеплуме плиты. Запылённых помышлений паутина Всполохнётся - и полёт, Лопнет подо льдом плотина... Сплетается плод. Но плата ли это за оплаканное... И снова всё всплывающее плющим. Оползёт облипающим плющем Плакатом душа залатанная.
28-29 марта 1979 г.
+ + +
Среди множества пустых предметов Созданный, чтоб снять с души оковы, Ускользает миг, ведь мы одеты Суетой не пёстрой, а свинцовой.
9 июня 1979 г.
+ + +
Под хрупкой умственной поклажей Ржаного хлеба аромат И сочность яблок, что хранят Голландских холодность пейзажей, Рассыпчатость, прозрачность, свежесть И аккуратность, а порой Стремленье этот мир земной Для цельности опять заснежить.
17 сентября 1979 г.
РАССВЕТ
(из стихотворений 80-х и 90-х гг.)
+ + +
В динамичном очертанье Приторможенного мира Память, жажда, ожиданье Невещественного пира. Неустойчивости полон Мир Невы, камней и неба, Всё надломлено и голо Без воды, вина и хлеба. Нам напоминает осень Неоконченность творенья. Облака не скроют просинь: Может быть, оставлю лень я...
29-30 сентября 1983 г.
+ + +
“...Там не чары весенней мечты, Там отрава бесплодных хотений.” И. Анненский. Не зовут тебя призраком, город, - Девятнадцатый век позади: Твои камни нам дали опору, Посмотрев сквозь России просторы, От миражей себя оградить. Твои ночи, и правда, не чары, Но оранжевый выльют свой свет На твоих облаков закомары, На нетронутый твой силуэт.
1 июля 1984 г.
+ + +
Предрассудками все перевёрнуто, А реальность не многим видна. Если более станешь проворным ты, Кто-то сможет подняться со дна. Перед лугом, ещё не покошенным, Развернём свои несколько плеч - Этот жребий блаженнейший брошен нам, Хоть вольны мы себя и отвлечь. Все святые с Пречистой, молитвами Приведите нас к Двери - и в Путь. Открываемся с тем, что болит, вам мы, Помогите и в сне не уснуть. Даст нам Бог, если просим, быть братьями, Друг без друга к Нему не дойдём. Но не средство - раскрыться с объятьями, Только вместе - воистину в Нём. Соберутся ли в вечность мгновения, Если в них дух любви не горит? Ради Царства её выражения Божья Память навеки хранит.
15 августа 1985 г.
+ + +
Надломленности сетку-паутину Накидывает осень на людей, Несовершенство видится сильней, Нагих домов покошенные спины. Но радостью нисколько не покинут Непомнящий преграды от друзей, Ногами мнущий насыпи, как глину, Небесной мощью, силой не своей. Налёт тумана спал, но лес не голый, Небес кристалл и солнечный наряд: Назолотились кроны и горят. Но у Всевышнего перед Престолом Незримый Свет отображает долу Налитых крыльев херувимских ряд.
17 сентября 1985 г., Новгород.
+ + +
“...а на брегах Невы Меня друзья сегодня именуют...” А. Пушкин. Полгода я не видел золотых Над грудью невских вод твоих закатов, Но в этот час, мой Город, я, как ты, Наш день рожденья в памяти не спрятал. И силуэты шпилей и палат - Лишь символы друзей рукопожатья, И облаков их повторяет ряд, Прорыв своим завязывая платьем.
27 мая 1986 г., Москва.
На годовщину службы в армии
Пробьют часы, и золушкин наряд Вдруг превратится в жалкие лохмотья, Карета в тыкву, крысы - кучера, Но туфелька за дверью - не воротят. Окончен день - и снова маскарад Армейского в безумье тягомотья. Но в память день осядет, словно сад, Для нас небесной наполняясь плотью. Воспринимаю дни невзаперти Как образ вечности в моей темнице (Средь раритетов скучных ассорти). Путём хрустальным туфельки-крупицы К Иным воротам могут прорасти, И есть ключи, чтоб створкам отвориться.
15-16 ноября 1986 г., Москва.
На смерть бабушки А.Н.Воронихиной
Парит покой невидимо и слабо Над бабушкиным гробом на часах, А невскими слезами в небесах Запечатлелась память навсегда бы... Печаль как будто окружили крабы: В мясистых мостовых, домах, мостах Московские намешаны масштабы И шума жизни бешеный размах. Противоречье можно примирить, Но были б силы в связях между нами, Чтобы покой и жизнь навеки слить. Пойдём своими робкими стопами Путем, который тонок, словно нить, И оживём мы с миром Словом Память.
29 марта 1987 г., Москва.
+ + +
Есть следы упования веры В наших тихих седых городах: Купола и шатры силой меры Прорезают соломенный прах. В соразмерный ряд шлемов и башен Мы, вживаясь, неспешно глядим. Взорам пристальным видится нашим В них Небесный Иерусалим.
14 августа1987 г.
Молитва о единстве
Ущемлённость нашу в мире Жар Крови Твоей расплавил. Ты сквозь Таинство - в Потире Взял нас в Тело - пишет Павел. И не дай нам отказаться От прямой к Тебе дороги - В неродном увидеть братца, Становясь сплоченьем многих. Нам сердца даны для дела: Бога помнить и друг друга. Помоги собраться Телу В нас не нашею заслугой.
20 октября 1987 г.
+ + +
Всё, что мы в мире ни слепим Не оживит его ткань, Если мы в душ наших склепе Лжи не сожжём филигрань. Мы, лицемеря, не станем Из зиккурата основ Дамбу растить в Иордане, Мир погружая на дно. Нам же воды этой капля Больше всех царств и веков: Шлейф стопудовый, как саблей, Рубит, вводя нас под кров - В Дом, где теперь и друг другу Будем навеки нужны. Нам, нерадивейшим слугам, Видятся вовсе не сны.
1 ноября 1987 г.
УТРО
(размышления на рубеже тысячелетий)
+ + +
Почему не верят атеисты И язычники не знают Бога, Кто Писание читает много, О Христе не понимает чисто? За порогом Церкви пребывают Христианства многие общины, А других греховные причины от Христа и Церкви отделяют. Боже, отведи челнок от мели И развей греховных дымов клубы, Нас спаси и тех, кого мы любим, И кого вместить мы не сумели. И не только из огня, но шире - Нас спаси с делами, чтоб не меркнув, Привели они бы тех, кто в мире, В Царства Твоего икону - Церковь.
9 августа 1994 г.
+ + +
Не подчинённый внешним пораженьям Наш Петербург всегда нас защищал Земли и Неба стройным сопряженьем От бед и тонких вражеских начал. Теперь не так: архитектурный гений У варваров авторитетом мал, Чиновники из разных учреждений С дельцами рушат город наповал. Двух Царств символизируемых сферу Нам защищать от горестных потерь И помнить: к Небесам отверста дверь. Ведь первый Рим, подсократив размеры И пав, успел побыть оплотом веры. Не отступив, им был бы и теперь.
27 июня 2008 г.
Отеческий некрополь
“…Бог же не есть Бог мёртвых, но живых,
ибо у Него все живы.”
Евангелие от Луки 20;38.
Связь времён ожила постепенно
После смерти отца для меня.
Захожу за Некрополя стены
На заре невечернего дня.
Имена за молитвой и лица
Сколь ценней мимолётных утех,
Кто себя подарил нам частицу,
Постараемся помнить о тех.
Первым дедушка мой Александр,
Его имя хранить я готов.
Он садам, площадям и фасадам
Обучал меня с детских годов.
В нашем городе жил неуныло,
Здесь родился, крещён на Сенной,
Инженером-строителем был он,
Пережив много бед, как герой.
Среди близких его стал заметен
В авиации брат Николай,
Петр, Иван, Михаил – также дети
Мамы Елизаветы. Считай,
Их пять братьев, а мать из Сытовых,
Егор Фёдоров – деда отец –
В восемнадцатом сгинул сурово,
Первой гильдии бывший купец.
Возле Мышкина, града на Волге,
Он родился, супруга – в Тверской.
Ну а если проехать недолго
Возле Троицкой Лавры святой,
Встретим местность, где жили, трудились
Их невестки родители встарь
(В это время показывал, силясь,
Девятнадцатый век календарь).
У Ивана Лапонина дело:
Вёл в Москву он поставку телят.
Стал купцом из крестьян он умело,
Только Фёдору-сыну не рад:
Тот венчался с Бабушиной Марьей,
Происшедшей из бедных крестьян,
А их дочь – моя бабушка. Встарь ей
В поле горбить пришлось юный стан.
Звать Марией. Её поколенью
Жить в Москве, а потом на Неве
Довелось. Вся в трудах. В её рвенье
Был и дом мне, и стол, и совет.
Ну а прежде, двух чад обретая,
В том числе, архитектора-дочь,
Пожила, хоть излишков не чая,
Но друзьям была рада помочь.
Сестра Анна сидела невинно,
А их брат Константин воевал,
Юлий-сын стал спортсменом завидным,
На стезе этой преподавал.
Архитектором стала Марина,
Плод трудов её в разных делах,
В том числе - в воспитании сына,
Благодарного в этих строках.
Её градостроительный опыт -
В регионах страны, в чём дают
Убедиться, как части Европы
(и по Волге, и в Кольском краю),
Так и Азии нашей просторы:
Казахстан и Сибирь, и Кавказ…
Тема зодчества - повод для взора
И к родне по отцу. Так сейчас
С Николаем Барановым надо
Познакомиться, знать мы должны:
Архитектором главным в блокаду,
А затем для огромной страны
Был он стойким (не чуждый и горю).
Град Петра неспроста ему дан:
Развернув, вывел бережно к морю
Генеральный для города план.
Его родичи вышли из самой
Глубины Белорусских земель:
Богданчук Анна Марковна – мама,
А отец ему Варфоломей.
Его внуком быть честь и нагрузка:
Петербург и Руси города
Защищать что есть силы – не узко,
Как свидетельство веры всегда…
В предках бабушки – мамы отцовой –
От простых до монарших имён,
Многоцветие. Здесь мы готовы
Знать семью в человечестве всём.
Архитектор Андрей Воронихин,
Созидавший Казанский собор,
Спит у Лавры сном пристально тихим.
Но о нём не простой разговор.
Это имя парит и пленяет,
И ему через ритмы колонн
Прапрапраправнучатый племянник
Посылает свой низкий поклон.
Сыновьям его как офицерам,
Надлежало геройски блеснуть:
Есть погибший, другой с Крузенштерном
Адъютантом морской двигал путь.
Брат Илья – живописец. И отчей
Вновь пойти подвизались тропой
Два племянника – скульптор и зодчий.
Первый мне прапрапрадед прямой.
Алексей он и Бабина Анна,
Дочь Егора, супруга его
Зрим Ивана, дворянством венчанным,
Её деда. И не одного:
Так четырежды то же, не сразу,
Воронихиных род получал –
Всё за выслугу – в линиях разных.
Николай Алексеевич встал
В строй как доктор, душою был светел
И детей безвозмездно лечил,
Его царь-Миротворец заметил
И лечить своих чад пригласил.
Он впервые исследовать скромно
Как внучатый племянник готов
Был творения дяди подробно
И историю рода отцов.
Он узнал архитектора предков.
То Никифор, Степан и Егор
И Онуфрий с фамилией редкой.
Это Строгановых верный двор.
С Анной Анненковой Николаю
Обвенчаться дал Бог. Далеко
Прапрабабушки род, отмечаю,
Уходил вглубь прошедших веков.
Об отце её знаем, Семёне:
Стать Лесному он обществу смог
Основателем. И поимённо:
Как художник известен в свой срок
Юрий Павлович, сын её брата,
И сама среди значимых лиц –
В Смольный дом инспектрисою взята,
В институт благородных девиц;
Так Сергей, Николай и Мария,
Поколенье детей, значит, мне –
Степень прадедов (тут-то Россия
В революции диком огне).
Николай был биолог, профессор,
За отцом, как и брат, отнимал
От истории рода завесы
И троих дочерей воспитал,
Что к искусству вернулись на деле.
Старшей, Анне, Баранов супруг,
И у них Николай в колыбели,
Не отпустит он опыт из рук.
Архитектором станет, что надо,
Продолжая работу отца,
Средоточье «Морского фасада»
Доработав почти до конца.
Верен был он отцовскому строю,
Роду матери новый дал стаж.
Важно то, что для Анны с сестрою
Местом творчества стал Эрмитаж.
А их третью сестру вдохновило:
Ей профессия зодчих дана.
Очень много оставила силы
В интерьерах музеев она...
Инженер-архитектор Владимир
Николя – мой прапрадед, о нём,
Как трудился, увидеть хотим мы,
Строил Консерватории дом,
Много зданий, не просто эскизов,
Он создал, был всегда не понур.
По отцу из французских маркизов
(Прибавлялось Менье де Прекур),
А от матери – Елизаветы,
Что во Всеволожских родилась, –
Тридцать два поколенья до лета,
Самым первым где Рюрик был, князь.
На строительстве храмов и градов
Каждый князь отличиться желал,
И поэтому зодческий надо
Столь давно поискать идеал.
Здесь святые Владимир и Ольга,
Ярослав и Мстислав, Ростислав.
Их Смоленских потомков надолго
Продолжал род бояр, что назвав,
Не могу не отметить печали,
Помешавшей им двигаться вверх:
Мир с Василием Тёмным порвали,
И Тишайший невесту отверг.
Их помянем – Господь всё уладит.
Память их будет в наших делах.
Через них же мне тридцатью-прадед
Славный царь Константин Мономах.
Он Кувуклию Гроба Господня
Пламевидной украсил главой.
Оттого на Руси и сегодня
Лукоглавый над храмами строй.
Его дочь привезла нам Икону –
Украшенье Смоленской земли.
Её сын дал наследникам трона
Поучение, чтобы прочли…
Наш Некрополь таит нам подарки,
Не поэтому ль так он красив:
Ведь лежат здесь Европы монархи,
Породнившись с князьями Руси.
Кроме царских семей из ромеев –
Англосаксы и викингов рать.
Первый Олаф Шётконунг, из свеев
Христианский монарх. Его зять –
Ярослав как супруг Ингегерды.
А их внук Мономах взял в родню
Дочку Гарольда, что годом первым
Во правленье погиб. К тому дню
В грозной битве лишился короны
Англосаксов Уэссекский Дом.
Но сын Гиты на Киевском троне -
Князь Мстислав, память Гарольда в нём.
Через Гиту же Датской династьи
Капли крови вошли в тех князей.
Чтобы против всех бед и напастей
Сберегались до нынешних дней.
Также Гарольд, но старше, датчанин,
Синезубым, как думаю, он
Назван был (хоть и в царственном сане),
Ибо с детства черникой пленён.
Веру в Господа этот правитель
Для страны своей принял, а сам
Ныне - символ невидимых нитей,
Связь ведущих ко всем полюсам.
Его святость признаем, конечно,
При единстве Церквей ведь он жил.
Так в Некрополе тихом и вечном
Круг святых он ещё укрупнил.
У Мстислава супруга Христина,
Продолжается шведская связь.
И в дальнейшем такая картина
Отношений отнюдь не рвалась.
Много линий скрестило нам Небо
Вновь от Рюрика, рода главы,
Чрез супруг Святослава и Глеба –
Анну с Ольгой. Тут время Москвы.
Александра второе колено,
Даниил (оба в сонме святых):
Кровь ромейской царевны Елены,
Что жена Долгорукого, – в них.
Через польских, венгерских, болгарских,
Чешских, сербских правителей вновь
От семей королевских и царских
Пополняется русская кровь.
Багратиды Кавказа и Хлодвиг,
Карл Великий, монгольская знать
И святые, понесшие подвиг,
Свои гены смогли передать
Части наших князей, их потомкам,
Что до нынешних зиждутся дней…
Родословье отцов не по кромкам,
Нам бы знать, а гораздо полней…
Возвратимся же в Новое время,
В ту семью, что до нас донесла
С древа предков не тяжкое бремя,
Но листочки от веток ствола.
Мама матери отчей – Татьяна,
дочь Агнессы, их десять сестёр
да и братьев, и все без изъяна –
Николя – многим семьям собор.
Завершил адмиралом в Бизерте
Путь Владимир – из них старший брат,
Младший, Миша, не вырван у смерти,
Архитекторов жёнами в ряд
И Мария, и Ольга рефреном –
За Щуко, ну а первой черёд
Быть за Всеволожским, за кузеном,
Третьей – стать в Воронихиных род.
Брак Марии с Петром Николая-
Сына дал им. Он зодчий опять,
А Светлана, их внучка родная,
Эрмитажа пополнила рать.
Прапрабабки Агнессы фамилья,
Иностранной крови нам придав,
В род голландский van Kerschen под крылья
Немцев Suhr приняла, здесь собрав
В сонм родства и армян Абамелек,
И грузин-Багратидов семью.
Но точнее проверить намерен
Этот узел, о чём не таю.
Мы не знаем здесь всё без сомнений,
И трудясь, не подняв головы.
Видим только фрагменты сплетений
Родословных историй, увы…
Среди памятных плит, обелисков
На могилу отправимся ту,
Где, молясь о Марине и близких,
Светлый Ангел склонился к Кресту.
Всех милее мне здесь не парадность.
И в надежде есть место слезам:
Подарившая жизнь мне и радость
Приложилась навеки к отцам…
Post scriptum
В Горний мир снова тропка завита
К двум духовным отцам средь полей:
И Кирилл, старец-архимандрит, там,
И Василий протоиерей…
Июль-август 2008 г., сентябрь 2014 г., май-август 2019 г.
О верности и неверности
Заметим: Данте вглубь воронки ада Предателей трёх древних поместил. Чтобы не пасть и нам, смиренно надо Просить у Господа побольше сил! Из Церкви обновлённый мир родился, Свет Православия народам дан, Убережён же свет и сохранился Не всеми, кто взял имя христиан. Дом верных креп и становился шире, Но светит в нём из скромного окна Гонимая Господня Церковь в мире, Не две, не десять, но всегда одна. И вот что странно: многие народы, Не выдержавши Истины-Любви, Вокруг тех стран заводят хороводы, Где Церковь чтут, стемясь их погубить. Мы верим, Церковь, по словам Христовым, Не одолеют адовы врата, Но где измена ей, там тлеет снова Язычество: Европа уж не та. Пустеют храмы, остаётся форма, Нечисто в личной жизни всё сильней, Врачей руками стали, будто норма, Убийства стариков и малышей. Права семьи уже не непреклонны. Ведь, несмотря на развращений муть, Стремились даже римские законы Семью как институт не пошатнуть. На этом фоне наше возрожденье И слух утешит и пленяет глаз, Монастырей и храмов умноженье Свидетельство о Жизни среди нас. Руси национальная идея – Беречь нам Церковь, также помогать Всем тем, кто, о душе радея, От иноверцев вынужден страдать. Не умерла идея в годы плена Безбожной власти, вновь она жива. Во все ж века, лишь внешне переменно, Жмут Русь, её не видя Покрова. Но он приходит в нужную минуту, Чтобы очередной напор утих И нам жилось спокойно, несогнуто, По милосердью Божью и святых. Иконами Державной Приснодевы, И жертвою сынов Святой Руси, Предательство, как справа, так и слева, И войны мы смогли перенести. Европа нас всегда благодарит ли Осознавая свой недавний страх? Ведь Чингиз-хан, Наполеон и Гитлер Растворены в заснеженных полях. Признав, что победит Христова сила Греховный гнёт, страдания и смерть, Внутри себя Россия растопила Гнезда атеистического твердь. Враг рода человеческого, впрочем, Придумал нам иную западню. Святую Русь попробовав на прочность, Проник он хитро под её броню. С тринадцатого века на две части Тихонько распадалась наша Русь И очень скоро вне Ордынской власти. Весь юго-запад, молвивший: «Не гнусь». Но, испугавшись жёсткого Востока, Он мягким Западом обволочён. И скоро началась, дождавшись срока, Борьба за веру здесь со всех сторон. И до сих пор нам памятны герои Той русской юго-западной земли – Острожский князь и Запорожцев строи. Но есть, что веру не уберегли И с помощью находчивых хозяев Потом забыли, что их имя Русь. Когда же, - спросим, - вдруг, себя заставив, Сказал их прадед: «Русским не зовусь»? Не так давно. Ещё в двадцатом веке Все помнили о подлинных корнях. Теперь безумие в своей опеке Несёт невзгоды нам на этих днях. А помощь в умножении напастей От тех, кто Сербию терзал вчера, Кому друзья - Иуда, Брут и Кассий, Согласно ходу Дантова пера. Политика, идеи и наборы Культурных как «этнических» проблем Скрывают и отводят наши взоры От Правды Божьей, что доступна всем: От верности одной Христовой Церкви Которая спасенье нам даёт. Лишь в ней своё единство не отвергнет Большой многосоставный Русский род.
Сентябрь 2014 г.